Возвращенная к жизни - Страница 41

И скоро уже не нужно было уроков. Каждое прикосновение, каждое соприкосновение бедер, каждый вскрик уносил их туда, где Мари не была раньше никогда. Она обвила его ногами, отчаянно пытаясь слиться плотнее. Она дрожала от напряжения, выдыхая его имя и слова мольбы. Потом уже не было слов. С последним вскриком, страстно и нежно, Мари отдала всю себя человеку, которого безумно любила. Несколько сильных содроганий, сотрясших ее тело, породили ответный взрыв плоти Джизуса. Потом, покоясь в его бережных объятиях, она ощущала, как медленно возвращается на землю.

10

Они лежали рядом, ласково прикасаясь, друг к другу. Каждому из них было приятно дотрагиваться до тела другого, только что доставившего ему любовное наслаждение. А вот говорить они не спешили. Когда молчать дольше стало просто невозможно, Джизус начал:

– Похоже, дорогая, мы неправильно назвали тебя Марией.

– Я оказалась не девственницей.

– Не совсем. – Он заскользил пальцами вдоль ее руки. – Опытной тебя тоже не назовешь.

– Может быть, я забыла.

– Думаю, нет. – Его ладонь медленно путешествовала по ее груди, он чувствовал, как она вздрагивает. – Наверное, нам будет не просто найти ответ.

– Человек, который пытался убить меня, считал, что я проститутка.

– Не уверен, что это был тот же человек, который совершил все остальные убийства. Чак убежден, что тот, кого они держат у себя, может быть обвинен сразу в трех преступлениях. По-моему, человек, который преследовал тебя, до сих пор находится на свободе.

Мари закрыла глаза и попыталась заставить себя вспомнить что-нибудь новое из своего забытого прошлого. Хоть что-нибудь. Она уже приучила себя вызывать в памяти образ белого оштукатуренного дома и сверкающей водной глади. Голос ее отца… лодка… звуки ружейной пальбы.

Это было чем-то новым, однако она не почувствовала ответного толчка страха. Она сосредоточилась на звуках выстрелов. Беглый огонь. Никаких криков. Она следовала памятью за звуками. Они исходили из помещения, казавшегося полутемным из-за окрашенных в серый цвет стен. Оно выглядело как амбар или кегельбан. На противоположной от входа стене помещался силуэт человека; часть его, с нарисованным кругом, была изрешечена крошечными отверстиями. Следы пуль. Она открыла глаза.

– Стрельбище. Я была когда-то на стрельбище.

– Это объясняет тот профессионализм, с которым ты держала оружие.

– Но зачем?

– Возможно, этого требовала твоя работа?

Девушка покачала головой.

– Я уверена, что когда-то работала с детьми.

– Тогда, может быть, самооборона?

– Но почему?

– Возможно, ты жила в большом городе в криминальном районе.

– Нет, я жила у воды в белом оштукатуренном доме.

Джизус улыбнулся. Этот эпизод ее жизни был не более реален, чем все остальные ее воспоминания.

– Уже будучи взрослой?

Она медленно кивнула.

– Из-за всего того, что говорилось обо мне, я решила сначала, что вспоминаю детство, но теперь я уверена, это было позже. – Она снова закрыла глаза. – Дом двухэтажный, у него высокая красная крыша. – Ее глаза широко раскрылись. – Дом какого-то испанского типа. Может быть, я жила где-то в южных штатах? А может быть, и нет, если принимать во внимание всю эту воду. – Она пожала плечами. – Когда я представляю себе дом, вижу густые заросли кустарников, окружающие его, и большой двор, спускающийся к воде.

– А еще что?

Мари снова закрыла глаза:

– Яркое солнце и железные ворота. Высокие железные ворота. Стена из вечнозеленых растений и тут же апельсиновые деревья. – Она посмотрела прямо на Бертона. – Апельсины! Калифорния.

– Больше похоже на Флориду.

Она села и захлопала в ладоши:

– Флорида. Держу пари, что ты прав, Джизус.

Он тоже сел.

– Центральная или южная часть штата. Возможно, на одном из побережий.

– Пусть Флорида. – Мари закинула руку ему на шею. – Джис, откуда бы я ни явилась, кем бы я ни оказалась, это никогда не встанет между нами. Такое не должно произойти. – Ее губы потянулись к нему. Руки заскользили по его телу. – Люби меня снова, дорогой. Я хочу показать тебе, чему научилась.

Он положил ее на подушки, и в этот раз не было ни колебаний, ни осторожного руководства. Они отдавали друг другу все и брали все без остатка, наслаждаясь тем, что происходило с ними в эти минуты, не думая ни о прошлом, ни о будущем.

Солнце уже село, когда они вернулись на кухню. Поджаренный сыр на бутерброде Мари уже превратился в подобие скрюченной подошвы, но красные бобы дошли до восхитительного состояния и напоминали ароматный крем. В ожидании риса они сели за стол друг против друга. Никому не хотелось ничего говорить.

Мари смотрела на Бертона, подмечая множество милых ее сердцу деталей. Спадавшие на лоб пряди темных волос, суровые морщинки в уголках глаз, которые смягчались, когда он смотрел на нее, гладкую загорелую кожу его щек, которая к утру покроется щетиной. Даже сейчас, пресыщенная любовью, она хотела, потянувшись к нему через стол, взять его руки и говорить безостановочно об огромной силе своего желания.

Прежде чем Мари смогла это сделать, он взял ее ладони в свои.

– Ты только что была моей, а я все еще продолжаю страстно желать тебя. – Он поднес ее пальцы к губам. – И так будет всегда.

– Я надеюсь, что так и будет, – ответила она. – И я знаю, что всегда буду хотеть тебя.

Была уже почти полночь, когда Джизус услышал звук отпираемой входной двери. Незадолго до этого он проснулся и теперь лежал, наблюдая за спящей рядом с ним любимой. Она лежала, подложив ладони под голову, и ее лицо было безмятежно спокойным, как у ребенка, не знающего печалей. Он испытывал мучительное чувство вины за свою жадную страсть. Множество раз он любил ее и не насыщался, не мог укротить своего желания. Завтра она узнает, насколько неосмотрительным он был.